Вопрос: Почему ты выбрал именно «Солярис» Станислава Лема?

Ответ: Изначально, мы планировали коллаборацию с ПНППК (Пермской научно-производственной приборостроительной компанией). Они занимаются научными исследованиями в области оптики, света, развивают фотонику. Поэтому я начал думать о том, как построить мост между наукой и театром. Сначала я задумался над «Гиперболоидом инженера Гарина» Алексея Толстого, рассматривал произведения Стругацких, но в итоге обратился к «Солярису» Станислава Лема. Материал популярен, он на слуху у российского зрителя с советским бэкграундом. У «Соляриса» очень интересная концепция. В этом романе есть все: фантастический каркас, внутри которого есть много крутых рассуждений – о космосе и человеке, об отношениях с высшим разумом, рассуждения о жизни и смерти. Спектакль «Солярис» –  своего рода театральная психотерапия.  Это рассказ про человека, который, попав на станцию  «Солярис», проживает свою травму. Как Крис, главный герой, справляется с болью. Это история психологической травмы в том числе.

Вопрос: Что такое «Солярис» для тебя и именно сейчас?

Ответ: Я руководствовался цитатой Лема из Соляриса о том, что человек не хочет изучить космос, а хочет раздвинуть землю до границ, которые ему понятны. Это про человеческий эгоизм, заполняющий собой все пространство, как сейчас, например, происходит с нейросетью. Мы вкладываем свои силы во что-то, чего мы еще не до конца понимаем. Нам не столько интересна сама нейросеть, сколько отношения человека с чем-то, что он сам придумал или что он собирается изучить. К сожалению или к счастью, на земле осталось не так много закутков куда человек не добрался. Для меня «Солярис» – это в первую очередь проживание травмы, а во вторую - история про человеческий эгоизм, разросшийся до космических масштабов. 

Вопрос: Как по Вашем технологии меняют современный театр?

Ответ: Любая технология меняет, добавляет, расширяет границы, помогает нам  иначе воспринимать мир, в том числе и театральный. Но театр имеет свое внутреннее устройство. Он может впитывать что-то инородное, но как оно будет существовать — мы не знаем. Мне интересно сделать чистую форму театра, основанную только на свете. В спектакле почти нет декораций. Мария Левина, художница спектакля, создала тканевую, прозрачную картинку. Потом сцена меняется, и остается свет и лазер. На этом построен художественный рисунок спектакля. Это эстетика пустого пространства, абсолютно пустая сцена, которая кажется бесконечной. Технологии привносят новое. Видео в театре появилось еще в середине 20-го века, в театре Эрвина Пискатора. Сейчас ни свет, ни видео не является ноу-хау.  Театр впитывает в себя новое, но будет ли он строится на технологиях —  открытый вопрос. Мне кажется, что это очередная ниточка, которая вплетаясь может помочь театру выработать новый язык.

Вопрос: Уйдет ли театр исключительно в digital, как считаешь?

Ответ: Eсли мы уже не существуем в матрице и все уйдем в digital, театр последует за нами. Но театр слишком эфемерный, он возникает и умирает вместе с финалом спектакля. Digital не может существовать по законам театра. Мне не хотелось бы, чтобы театр полноценно ушел в диджитал, он потеряет живую энергию, которую потерять не хотелось бы. 

Фото: Наташа Базова